Не думать о них. Если бы они могли сюда забраться, то уже бы это сделали. Я наугад выстрелил вниз. Еще один взвизг. Вот он я, Синден Кэсс, Крысобой, бог, что восседает высоко над маленьким крысиным подульем и поражает смертью, кого пожелает. Бойтесь меня.
Я бормотал эту самоотупляющую чепуху, игнорируя жжение в мышцах, и двигался, двигался дальше. Уже почти на месте, только не сорваться, сделать рывок слишком рано, и окажешься внизу среди…
Лязг. Я зацепил фонарным шестом плоский верх трубопровода и смог его отпустить. Свободная рука! Я извернулся, чтобы прижать обе ноги, правое плечо и правую сторону головы к стене, потом уперся левой ладонью в стену перед лицом и выгнулся дугой, лицом вниз. Под собой я не видел ничего, кроме зыбкой массы меха, пронизанной розовыми хвостами и белой костью. Я пристрелил еще одну крысу, чтобы поднять боевой дух, а потом, упираясь ногами, плечом и рукой, пополз вдоль стены, пока не оказался над трубопроводом.
Момент истины. Я опустил одну ногу, чтобы проверить опору, но тут у меня иссякли силы, я свалился и растянулся во всю длину на трубопроводе.
Он выдержал. Верх прогнулся, лязгнул и затрещал, но, черт возьми, выдержал.
Крысы внизу бесились, кипели и корчились от гнева и ярости, прыгали с верха моего ранца и лязгали зубами в воздухе, бились друг о друга и о стены.
Металл трубопровода начал поддаваться.
Возле моей головы послышался пронзительный скрежет сгибающейся опоры, а потом вся труба деформировалась и начала сминаться. Крысы по-прежнему были внизу, вставали на задние лапы, крутились и хватали лапами воздух, а потом раздался иной звук, звук осознания. Я услышал топот крысиных лап внутри трубопровода, почувствовал вибрацию от когтей и хвостов, скребущих по металлу под моей щекой. Они поднимались сюда.
Думай. Надо мной был еще один трубопровод, но слишком высоко, чтобы дотянуться, и большая часть его висела в воздухе, ржавая и покосившаяся. Я смутно разглядел еще один, внизу за собой, но чтобы добраться до него, надо встать и перепрыгнуть на него, а времени на это (снизу снова донесся скрежет раздираемого металла) нет.
Я прижал горячий ствол пистолета к тыльной стороне ладони и прочистил мозги. Без паники. И схватился за фонарный шест в тот же миг, как трубопровод обрушился.
Я уперся концом шеста в пол внизу и согнулся над его верхним концом, как будто я был одним из повстанцев Быка Горга, насаженным на кол у ворот Тупика, как про это рассказывают. На миг я был уверен, что мне конец, настолько абсолютно уверен, что оставалась лишь чистая формальность быть сожранным заживо на полу. Потом шест превратил падение в неловкий пируэт, благодаря которому я грохнулся на нижний трубопровод. Я обнял его крепче, чем любую женщину в своей жизни, так что весь покрылся спереди ржаво-белой пылью, залез на его верх и залег там, тяжело дыша в полумраке. Тем временем первый трубопровод, на котором я лежал, наконец повалился на пол с таким грохотом, что заглушил вопли крыс.
Подо мной шуршали и трещали крысиные голоса. Я ощутил грудью успокаивающие очертания двухцветника, потом вытянул шею и посмотрел вниз. Фонарь все еще светил из слоя мусора на полу, куда упал, его наполовину скрывал изгиб чьего-то разбитого черепа, а время от времени полностью закрывала тяжелая тушка, пробегающая мимо.
Я сел на новом трубопроводе. Этот не поддавался, но верх у него был круглый, поэтому, чтобы поднять фонарный шест и достать патроны, приходилось двигаться медленно и осторожно. Я поморщился, подумав о своем бедном ранце с инструментами, который остался там, внизу. Сейчас крысы грызут и буравят его, наполняя заразными блохами и зловонным дерьмом. Но лучше его, чем меня.
Здесь есть путь наружу. Он должен быть, потому что Тэмм протащила тут кабель, и он выходит на дальнюю сторону. Я зажал шест между коленями и нашарил на поясе свежий магазин для двухцветника. Пустой я припрятал — а то, потеряв бдительность, я мог бы его забыть и уронить — и когда уже собирался перезарядиться, из темноты надо мной вывалилась крыса, тощая серая скотина с прямыми и тонкими, как иглы, зубами. Она на ширину пальца промазала мимо моего колена, скатилась по боку трубопровода и с сердитым визгом упала.
Глупо, глупо. Если они знали, как пролезть в ту трубу, то почему бы им и не знать путь в новую? Я ударил по шляпе, так что она слетела с головы и повисла на шнурке со спины. Не так-то часто увидишь в подулье широкополые шляпы. Капюшон или каска защитят от пыли и токсичных дождей и при этом не помешают тебе увидеть врага, нападающего сверху. Подулей — трехмерная территория. Широкие поля — это опасность, роскошь, реклама, заявление о своем тщеславии. Казалось бы, я должен это знать, не правда ли?
Еще две крысы приземлились на трубопровод. Я выпрямился, насколько осмеливался, и скинул одну фонарным шестом, но потом его конец заскрежетал о стену, и я чуть не свалился вперед. Я восстановил равновесие, но тем временем вторая крыса цапнула меня за ногу. Умная, не умная, но ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что ее зубы не в силах добраться до моих пальцев — я разве говорил, что Голиафы тут единственные в подкованных металлом сапогах? — и за это время я успел зарядить двухцветник и одним точным выстрелом вынести все, что было у нее между ушей и плеч.
Еще мгновение я размахивал руками, пытаясь прийти в равновесие, потом поймал его, пригнулся и вытащил лазер. Отдача двухцветника невелика, но достаточна, чтобы вызвать проблемы, когда сидишь на изогнутом металле, а мне их не надо. Следующая крыса приземлилась, зацарапала когтями по трубе, оскалилась и утратила морду от лазерного выстрела. То же случилось и со следующей, а та, что после нее, получила ногой. Когда подульевая крыса бросается снизу тебе на колено или поджилки, лучше пинать выше, чем ниже, чтобы быть готовым затоптать или прижать ногой эту тварь, если вдруг сразу ее не убьешь. А иначе она может схватить за стопу, а там и укусить за щиколотку.